Памяти учителя
Nov. 22nd, 2016 10:45 pmЭх… умер Книгин. Философ из Томска. Философом он успел стать довольно поздно, когда выпустил книгу «Философские проблемы сознания». В этой книге есть новые философские идеи (новое понимание ретенции, ожидания и многое другое http://tvfi.narod.ru/knigin/knigin1_3.htm), благодаря которым Альберт Николаевич Книгин войдет в историю философии. Ему повезло успеть их высказать. Множество людей изучают философию всю жизнь, но ничего нового в ней не могут сказать. Лишь единицам удаётся привнести что-то новое и занять своё место в её истории. Большинству это просто не дано, а кто-то, как Книгин, обладает чересчур гибким умом, приспосабливающимся к любым господствующим парадигмам. В этом была трагедия Книгина, ибо он, обладая способностями к философскому творчеству, очень долго не пользовался ими. Лишь уже в пожилом возрасте успел изложить и обосновать собственную оригинальную философию, которую назвал методологией естественного реализма, но по сути это новый феноменологический подход.
Нам он преподавал диалектический материализм. Вдоль и поперёк, сверху вниз и по диагонали – и так два с половиной года. У меня была аллергия на всё марксистское, и потому я категорически не хотел читать маразм классиков марксизма и всю связанную с ними схоластическую дребедень. У нас в группе были отличницы, которые к семинарам всё читали и старательно излагали. Я же, и ещё несколько студентов, категорически не хотели готовиться. По выступлениям более ответственных студентов мы быстро вникали в суть темы и начинали всех подряд жестко критиковать так, что в нашем присутствии прочие боялись что-либо говорить на семинарах.
В отличие от других преподавателей Книгин реально хотел обучать студентов, давать им максимум знаний и использовал для этого все возможности. Он обладал уникальным преподавательским талантом, который мне до сих пор не доступен: удерживать в поле своего внимания всех студентов так чтобы никто не был потерян или забыт на семинаре. Наше поведение на занятиях оказалось для него суровым испытанием, но он нашёл выход – попросил нас приходить не на семинары, а на индивидуальные консультации, на которых мы должны обсуждать прочитанную за неделю литературу. Книгин был полон энтузиазма и задавал нам много – по книге на неделю. Требовать такое от студентов – утопия, но он требовал. Правда, так было в первый и последний раз – после нас он уже не питал никаких иллюзий и задавал студентам читать уже не книги, а конкретные страницы.
Книги были марксистскими. Разумеется, мы их не читали, в лучшем случае просматривали. Сначала Книгин раскалывал нас как орешки, но потом мы продолжали совершенствоваться в искусстве отвечать на такие вопросы, на которые не знаешь ответа, и ему требовалось всё больше времени, чтобы выявить действительные наши знания. Я запоминал оглавление и кто кого в какой главе ругал, пересказывал общую марксисткою позицию (благо она примитивная), а в остальном полагался на интуицию. В конце концов Книгин начинал сдаваться: «Вот не чувствуется, что вы читали первоисточники, но всё-таки какой-то объем знаний вы представили, поэтому я зачту» – говорил он. На экзамене он пытал меня около трёх часов, и, наконец, когда предложил рассказать ещё одну тему, я не выдержал и согласился на четвёрку. «Он мог! Сам отказался!» – говорил он потом другим преподавателям, которые спрашивали, почему было четыре, а не пять.
С нами он работал на износ, думаю, что подорвал здоровье, во всяком случае, уже к следующим поколениям студентов относился гораздо либеральнее. Зато после двух лет таких консультаций у Книгина у меня возникла уверенность, что теперь я могу ответить на абсолютно любой вопрос. Перекрестные допросы милиции после Книгина кажутся уже детской забавой – что тоже пригодилось в жизни )))
Каким-то образом Книгин мог найти в любом марксистском маразме какую-то оригинальность и красиво её подать. Его гибкий ум хитрым образом преобразовывал абсолютно что угодно во что-то вполне рациональное, а колоссальная эрудиция позволяла забить под это твердый теоретический фундамент. И на такие игры разума он впустую растрачивал свой философский талант вместо того, чтобы создавать своё. Но после краха Советского Союза он успел отправиться в свободное плавание и найти своё эльдорадо, которое для большинства остепенённых специалистов в философии лишь несбыточная мечта – свою собственную философию в русле развития мировой философской мысли. В то время мне захотелось запечатлеть этот момент для истории, и я попросил знакомых на телевидении сделать об этом репортаж. Было это более десяти лет назад.
Нам он преподавал диалектический материализм. Вдоль и поперёк, сверху вниз и по диагонали – и так два с половиной года. У меня была аллергия на всё марксистское, и потому я категорически не хотел читать маразм классиков марксизма и всю связанную с ними схоластическую дребедень. У нас в группе были отличницы, которые к семинарам всё читали и старательно излагали. Я же, и ещё несколько студентов, категорически не хотели готовиться. По выступлениям более ответственных студентов мы быстро вникали в суть темы и начинали всех подряд жестко критиковать так, что в нашем присутствии прочие боялись что-либо говорить на семинарах.
В отличие от других преподавателей Книгин реально хотел обучать студентов, давать им максимум знаний и использовал для этого все возможности. Он обладал уникальным преподавательским талантом, который мне до сих пор не доступен: удерживать в поле своего внимания всех студентов так чтобы никто не был потерян или забыт на семинаре. Наше поведение на занятиях оказалось для него суровым испытанием, но он нашёл выход – попросил нас приходить не на семинары, а на индивидуальные консультации, на которых мы должны обсуждать прочитанную за неделю литературу. Книгин был полон энтузиазма и задавал нам много – по книге на неделю. Требовать такое от студентов – утопия, но он требовал. Правда, так было в первый и последний раз – после нас он уже не питал никаких иллюзий и задавал студентам читать уже не книги, а конкретные страницы.
Книги были марксистскими. Разумеется, мы их не читали, в лучшем случае просматривали. Сначала Книгин раскалывал нас как орешки, но потом мы продолжали совершенствоваться в искусстве отвечать на такие вопросы, на которые не знаешь ответа, и ему требовалось всё больше времени, чтобы выявить действительные наши знания. Я запоминал оглавление и кто кого в какой главе ругал, пересказывал общую марксисткою позицию (благо она примитивная), а в остальном полагался на интуицию. В конце концов Книгин начинал сдаваться: «Вот не чувствуется, что вы читали первоисточники, но всё-таки какой-то объем знаний вы представили, поэтому я зачту» – говорил он. На экзамене он пытал меня около трёх часов, и, наконец, когда предложил рассказать ещё одну тему, я не выдержал и согласился на четвёрку. «Он мог! Сам отказался!» – говорил он потом другим преподавателям, которые спрашивали, почему было четыре, а не пять.
С нами он работал на износ, думаю, что подорвал здоровье, во всяком случае, уже к следующим поколениям студентов относился гораздо либеральнее. Зато после двух лет таких консультаций у Книгина у меня возникла уверенность, что теперь я могу ответить на абсолютно любой вопрос. Перекрестные допросы милиции после Книгина кажутся уже детской забавой – что тоже пригодилось в жизни )))
Каким-то образом Книгин мог найти в любом марксистском маразме какую-то оригинальность и красиво её подать. Его гибкий ум хитрым образом преобразовывал абсолютно что угодно во что-то вполне рациональное, а колоссальная эрудиция позволяла забить под это твердый теоретический фундамент. И на такие игры разума он впустую растрачивал свой философский талант вместо того, чтобы создавать своё. Но после краха Советского Союза он успел отправиться в свободное плавание и найти своё эльдорадо, которое для большинства остепенённых специалистов в философии лишь несбыточная мечта – свою собственную философию в русле развития мировой философской мысли. В то время мне захотелось запечатлеть этот момент для истории, и я попросил знакомых на телевидении сделать об этом репортаж. Было это более десяти лет назад.