Красота или прелесть

Когда я спрашиваю студентов, как они считают, объективна или субъективна красота, все, как правило, отвечают, что субъективна. Студенты лишь выражают господствующее сейчас мнение о том, что якобы красота – вовсе не свидетельство об истине, но всего лишь субъективное состояние психики.

Я не спорю с ними, так как объективность красоты не надо доказывать, красота сама должна являть себя как объективное, выражающее нечто большее, чем непосредственно дано в чувственном впечатлении. И если человек слеп к красоте, то никакие теоретические доводы здесь уже не помогут.

Эта слепота зафиксирована в современной русской речи. Язык фиксирует жизненный опыт человека, и отсутствие в русском языке разграничения слов, выражающих экзистенциальное и ситуативное чувство (например, лякать/бояться, кохать/любить) свидетельствует об утрате интереса к внутренней духовной жизни. В последнее время мы также утратили слово, обозначающее подлинную, онтологическую красоту. В сложившейся на данный момент традиции словоупотребления красота стала пониматься как синоним прелести.

Прелесть обозначает имитацию красоты, то, что на самом деле красотой не является, но лишь создает ее видимость. Назвать девушку прелестной, означает сказать, что на самом деле она не красива, но лишь кажется таковой. Однако для тех, кто считает красоту субъективным психическим феноменом, разницы между красивой и прелестной девушкой нет, так как, по их мнению, объективно красивым никто не может быть.

До большевицкого переворота слово прелесть однозначно противопоставлялось красоте. Красота – это выражение чего-то подлинного, и в этом смысле она всегда удостоверяет истину. Прелесть – это соблазн внешней имитацией, которая скрывает пустоту или того хуже – безобразное, греховное или демоническое начало. В этом смысле любое соблазнительное искушение христианина называлось прелестью. Также прелестью могла быть названа и соблазнительная идеология, которая под видом равенства и социальной справедливости будила низменные инстинкты и разжигала «классовую ненависть», сделавшую поиск врага универсальным объяснительным принципом отношения к миру. Закономерно то, что большевики постарались исказить смысл слова, указывающего на подлинную природу их идеологии. Вместе с этим мы утратили исходный смысл слова, удостоверяющего в эстетическом переживании истину, следствием чего и является столь распространенная сейчас слепота к красоте.

Перестав отличать красоту от ее имитации, мы оказались в государстве тотальной имитации. Со времен Советского Союза, изменилось только одно – имитация стала более гротескной и абсурдной: у нас нет борьбы с преступностью, но есть ее имитация, нет правосудия, но есть имитация оного, нет выборов, но есть их имитация, нет президента, но зато есть его брутальная имитация.