Детское ощущение реальности

Ощущение реальности взрослого по сравнению с детским ощущением реальности подобно восприятию дальтоника, и даже более того. Вот если бы дальтоник воспринимал всё в тусклом сером цвете, то тогда аналогия была бы верной. Однако взрослые просто не помнят свои детские ощущения, а потому в естественном языке нет слов, для их обозначения.

Детское ощущение реальности ярче и контрастней взрослого. Самые простые оппозиции этого контрастного восприятия всё же сохраняются в памяти взрослых, в частности, оппозиция домашнего и чужого пространства. Ощущение домашнего пространства создается присутствием близких людей, а их отсутствие порождает пустоту, которая заполняется чуждым пространством. Это ощущение чуждости не просто психологическое. Оно наваливается физически, в буквальном смысле сдавливает тело, и требуются огромные силы, чтобы это вытерпеть. По сравнению с этим ощущение реальности взрослого выхолощено, в нём нет места подобным переживаниям, да и сама реальность начинает пониматься не как данность в конкретных переживаниях, а как нечто нейтрально-абстрактное.

Другая оппозиция домашнему состоянию – страх темноты, который также переживается не только психологически, но и физически. Если обычный психологический страх – это страх чего-то конкретного внутри эмпирической реальности, то детский страх темноты связан с утратой самого ощущения реальности. Страх темноты распространяется на то пространство, где привычное ощущение реальности распадается и поэтому кажется возможным воплощение любого кошмара. Этот страх локализуется пространственно, сначала распространяется по комнате, а затем часть за частью захватывает тело, пока полностью ни парализует его.

Эти оппозиции дают представление о контрастности детского ощущения реальности, но ещё ничего не говорят о многообразном спектре этого ощущения, для описания которого нет ни концептуальных схем, ни даже слов. Для того, чтобы говорить о них, нужна такая концептуализация, в которой возникновение данных ощущений предполагалось бы самой онтологией.

Взрослый ощущает лишь одну собственную реальность, да и то слабо. Внутри этой реальности он может испытывать разнообразные переживания от умиротворенности до тягостности. Однако эти переживания как белое и черное располагаются в одной плоскости. Ребенок же чувствует присутствие разных реальностей, что создает спектр восприятия разных чувств, которые раскрываются не только как чёрно-белые, но каждое из которых, подобно цветовой гамме, также может многообразно раскрываться. В том случае, если взрослый осознает свои чувства только по внешней форме, а не по содержанию, например, чувство любви, то он никогда не сможет понять ощущения ребёнка.

В соответствии с физикалистским пониманием любовь является психологической реакцией на физиологические процессы в организме. И действительно, любовь переживается не только духовно и душевно, но и телесно. Любовные переживания, также как и любовные страдания, ощущаются физически, как прилив сил или подавленность, распирающее от радости ощущение в туловище или давящая боль в груди. Однако все эти телесные ощущения, которые вызваны физиологическими процессами в организме – всего лишь форма, которую наполняет другое возвышенное содержание, иное по отношению к физиологическим реакциям тела. Люди, которые полагают, что любовь обусловлена гормональными или какими-либо другими процессами тела, обращают внимание лишь на внешнюю форму любви, а не на её содержание. Это всё равно, что вместо дегустации лучших вин описывать бокалы, в которых вина разливаются. Физические переживания любви имеют точно такое же отношение к собственному содержанию любви, как бокалы к вкусу вина.

То же самое можно сказать и о соотношении детского ощущения реальности и теми телесными ощущениями, которые сопутствуют многообразным формам ощущения реальности. Телесные ощущения очень сильны. Это может быть сверлящее или давящее ощущение в груди; колющие ощущения по всему телу, заставляющее съёжиться; распирающее изнутри ощущение, которое приходится всеми силами сдерживать, и тому подобное. Но свести описание различных ощущений реальности к этим телесным ощущениям всё равно, что свести описание любви к некоторым сопутствующим физическим состояниям. Все эти телесные ощущения – лишь форма, которую наполняет совершенно иное содержание, не связанное с реальностью нашего мира, а потому для него нет обозначений.

Если восприятие взрослого заземлено на ту реальность, в которой он пребывает, то у ребенка не так. Ребенок ощущает присутствие других реальностей, причем это присутствие спонтанно прорывается внутри восприятия данной эмпирической реальности. Возникает несоответствие ощущения двух реальностей. Это несоответствие вызывает дискомфортную, а порой и невыносимую телесную реакцию, которая может также многообразно проявляться, но чтобы её перетерпеть, требуется большое напряжение воли. При этом ощущение другой реальности, которое абсолютно иное всему тому, что мы ощущаем внутри эмпирической реальности, наполняет эту телесную реакцию, как вино наполняет бокал или любовь заполняет форму физического возбуждения.

Не так давно я вновь испытал детское ощущение присутствия другой реальности, о котором не вспоминал очень давно. Вероятно для того, чтобы я вспомнил эти ощущения и философски тематизировал их.

Это было сверляще-стягивающе ощущение в груди чуть выше сердца. Оно было очень ярким, конкретным по содержанию и ни с чем не имело аналога. В момент, когда это ощущение пронизывало тело, все вокруг становилось не то, чтобы нереальным, а как-то неправильно реальным, то есть реальностью, в которой не должно меня быть. Хотя с эмпирической позиции ничего не менялось, всё ощущалось по-другому, противоположно тому, как чувствуешь реальность обыденно или по-домашнему. Требовались усилия, чтобы это ощущение перетерпеть, и каково же ребёнку, который их испытывает постоянно, причём разные!

Я вспомнил и другие детские ощущения присутствия иных реальностей, хотя не мог их заново актуализовать. В одной реальности всё окружающее воспринималось противно гладким, а в другой столь же противно контрастно-рельефным. Помню, как я закрыл глаза и уткнулся в подушку. Может быть, мне тогда было года два, но точно не больше трёх. Перед глазами носились столь мощные водовороты фосфенов, что, казалось, они складывались в целые миры. И в этот момент меня начало перебрасывать из противно-гладкого мира в рельефно-контрастный мир и обратно. В том возрасте я уже знал отдельные слова и подобрал для этих двух состояний названия, которые взрослому покажутся странными.

То, что фосфены складываются в миры – не метафора. В младенчестве они поглощали меня, как только я закрывал глаза. Сначала я отдавался им, потом стал бороться с их засасывающей силой, и, наконец, уже в юношестве научился не обращать на них внимания. Теперь фосфены не более чем блеклые искорки, которые не заметны, если специально не сосредотачиваться на них.

Я предполагаю, что из этих потоков фосфенов и состоит весь мир ребёнка во внутриутробном состоянии. Этим можно объяснить, почему в течение первых недель после рождения глазные яблоки ребёнка в постоянном движении, когда он спит, несмотря на то, что он ещё не обращает внимания на окружающий мир и потому не может черпать из него впечатления для сновидений. Возможно, что чередующаяся пара состояний противно-гладкого и рельефно-контрастного является остаточной памятью о мире ребёнка во внутриутробном состоянии.

Ощущение собственной реальности у ребенка поддерживается благодаря эмпатической связи с членами семьи, которые и составляют его домашний мир. Поэтому резкий разрыв этой связи нарушает целостность ощущения реальности. Например, когда ребёнок оставлен в совершенно непривычном ему социальном пространстве, эмоциональный фон восприятия реальности, который был порожден эмпатической связью с близкими людьми, сменяется пустотой, которая давит и сковывает тело. Однако этот страх перед чужим социальным пространством ещё не является ощущением присутствия другой реальности. Он подобен лишь форме сосуда, который может так и оставаться пустым или вдруг заполниться съёживающим, чуждым и ни на что не похожим ощущением реальности. Ассоциативно этот спонтанный прорыв чужой реальности у меня связан с каким-то специфическим сочетанием запахов столовой, и я чувствую этот прорыв всякий раз, когда сталкиваюсь с подобным сочетанием запахов, хотя давно уже перестал испытывать детский страх перед чужим социальным пространством.

Однако нельзя считать, что ребёнок является пассивной жертвой воздействия других реальностей, он и сам может разнообразно расширять ощущение собственной реальности. Достигается это в детских играх. Но не в играх, связанных с соревнованием, решением задач или разгадыванием загадок, а в таких играх, внутри которых ребенок строит свою маленькую картину мира, наделяя вещи и явления теми свойствами, какими он захочет. В процессе этого он наделяет картину мира игры собственным ощущением реальности. Тем самым он учится ассимилировать любые внешние воздействия иных реальностей, и за счёт этого укреплять и расширять ощущение собственной реальности, которая по мере его взросления начинает представляться единственно возможной.