Онтология личного обещания
Jan. 25th, 2012 12:25 amВ личностном общении человек свободно выражает себя и ожидает свободного ответа от Другого. Деловое общение регламентировано правилами и не ориентировано на свободный ответ человека. Любые обещания в пределах делового общения являются результатом соотнесения с конкретной ситуацией тех норм, которые обусловливают это общение. Поэтому они являются не личными обещаниями, а всего лишь признанием человеком определенных требований в конкретной ситуации. В связи с этим возникает вопрос, если личностное общение свободно от этих требований, норм и правил, что тогда побуждает давать личные обещания, к которым могут относиться как малые обещания (заботиться, исполнить желание, всегда поддержать), так и большие (быть верным в любви, никогда не оставить). Как мне видится, обещание в личностном общении связано со стремлением перейти из своего внутреннего мира в диалогическое бытие с Другим.
Экзистенциальное понимание бытия может раскрываться по-разному: как бытие-в-себе и как со-бытие с Другим, т.е. диалогическое бытие. В первом понимании человек самообнаруживается в отношении к собственному существованию, и это отношение конституирует его внутренний жизненный мир, который остается замкнут в пределах человеческой субъективности. В другом понимании существование – это всегда отношение к Другому. Участвующие в общении удостоверяют себя только в общем для них диалогическом бытии.
Оба понимания бытия в равной степени преодолевают «субъектность» или «Я-центризм» классической философии, хотя и по-разному. В одном случае субъект полагается актом отношения к собственному существованию, в другом случае субъект выделяется из акта общения. И оба этих понимания соответствуют реальному опыту человека, в первом случае – человека, не дававшего личных обещаний, а во втором случае – дававших.
Личное обещание – это трансцендентальная направленность перехода от одной онтологии к другой, а именно, от онтологии внутреннего жизненного мира к онтологии диалогического бытия как со-бытия с Другим. Личное обещание задает новое пространство жизненного мира, в которое включается Другой. Когда на личное обещание дается ответное согласие, возникает особый экзистенциальный договор – завет, который становится трансцендентальной основой нового диалогического бытия. В частности, объяснение в любви – это вовсе не простая констатация своих чувств, и не информирование о них собеседника, а онтологическое обещание. В этом обещании раскрывается трансцендентальная направленность на Другого в ожидании ответа. И лишь после положительного ответа возникает новое диалогическое бытие двух любящих друг друга людей – т.е. их новый мир «для двоих».
Онтологическая потребность давать личное обещание определена стремлением выйти за пределы собственного ограниченного бытия и восполнить ощущение жизни в транссубъективном расширении жизненного мира.
В частности, что побудило христианина заключить Завет с Богом? Вряд ли Христос пошел на крестную смерть только ради того, чтобы спасти членов какой-нибудь поместной церкви. Жертва Христа имеет мировое значение, и ее действие распространяется на всех людей, независимо от вероисповедания. Согласно христианскому откровению, воскреснут все люди, и каждый будет отвечать на Страшном Суде сообразно своей вере. Христиане предстанут на Страшному Суде согласно завету, который они заключили с Богом. Этот завет налагает особые обязательства на христианина перед Богом. Так зачем же нужно было человеку добровольно брать на себя обязательства, за которые придется отвечать на Страшном Суде?
Новый завет с Богом налагает на христианина особую миссию сужения Богу, и Бог дает силу на выполнение этого служения. И христианин соглашается на несение этой миссии в силу особой трансцендентальной направленности, в которой открывается новое диалогическое бытие с Богом бесконечно раздвигающее горизонт его собственного жизненного мира.
Всякое личное обещание открывает новую перспективу становления жизни. Более того, оно лежит в основе любой организации жизни. Тварное бытие начинает свое существование со Слова, которым Бог творит мир. Если мир – это диалогическое бытие, раскрывающее всякое тварное существо в отношении к Богу, то слово – его онтологическая основа, аналогичная личному обещанию. Рождаясь в мире, человек вступает в диалог с миром и окружающими людьми, и он может подниматься по онтологическим уровням мира, заключая через личные обещания экзистенциальные договоры с людьми. Первичный опыт мира – это онтологическое присутствие Бога как не персонифицированного ощущения бытия, которое раскрывается как диалогическое личностное бытие в Завете с Богом.
Экзистенциальное понимание бытия может раскрываться по-разному: как бытие-в-себе и как со-бытие с Другим, т.е. диалогическое бытие. В первом понимании человек самообнаруживается в отношении к собственному существованию, и это отношение конституирует его внутренний жизненный мир, который остается замкнут в пределах человеческой субъективности. В другом понимании существование – это всегда отношение к Другому. Участвующие в общении удостоверяют себя только в общем для них диалогическом бытии.
Оба понимания бытия в равной степени преодолевают «субъектность» или «Я-центризм» классической философии, хотя и по-разному. В одном случае субъект полагается актом отношения к собственному существованию, в другом случае субъект выделяется из акта общения. И оба этих понимания соответствуют реальному опыту человека, в первом случае – человека, не дававшего личных обещаний, а во втором случае – дававших.
Личное обещание – это трансцендентальная направленность перехода от одной онтологии к другой, а именно, от онтологии внутреннего жизненного мира к онтологии диалогического бытия как со-бытия с Другим. Личное обещание задает новое пространство жизненного мира, в которое включается Другой. Когда на личное обещание дается ответное согласие, возникает особый экзистенциальный договор – завет, который становится трансцендентальной основой нового диалогического бытия. В частности, объяснение в любви – это вовсе не простая констатация своих чувств, и не информирование о них собеседника, а онтологическое обещание. В этом обещании раскрывается трансцендентальная направленность на Другого в ожидании ответа. И лишь после положительного ответа возникает новое диалогическое бытие двух любящих друг друга людей – т.е. их новый мир «для двоих».
Онтологическая потребность давать личное обещание определена стремлением выйти за пределы собственного ограниченного бытия и восполнить ощущение жизни в транссубъективном расширении жизненного мира.
В частности, что побудило христианина заключить Завет с Богом? Вряд ли Христос пошел на крестную смерть только ради того, чтобы спасти членов какой-нибудь поместной церкви. Жертва Христа имеет мировое значение, и ее действие распространяется на всех людей, независимо от вероисповедания. Согласно христианскому откровению, воскреснут все люди, и каждый будет отвечать на Страшном Суде сообразно своей вере. Христиане предстанут на Страшному Суде согласно завету, который они заключили с Богом. Этот завет налагает особые обязательства на христианина перед Богом. Так зачем же нужно было человеку добровольно брать на себя обязательства, за которые придется отвечать на Страшном Суде?
Новый завет с Богом налагает на христианина особую миссию сужения Богу, и Бог дает силу на выполнение этого служения. И христианин соглашается на несение этой миссии в силу особой трансцендентальной направленности, в которой открывается новое диалогическое бытие с Богом бесконечно раздвигающее горизонт его собственного жизненного мира.
Всякое личное обещание открывает новую перспективу становления жизни. Более того, оно лежит в основе любой организации жизни. Тварное бытие начинает свое существование со Слова, которым Бог творит мир. Если мир – это диалогическое бытие, раскрывающее всякое тварное существо в отношении к Богу, то слово – его онтологическая основа, аналогичная личному обещанию. Рождаясь в мире, человек вступает в диалог с миром и окружающими людьми, и он может подниматься по онтологическим уровням мира, заключая через личные обещания экзистенциальные договоры с людьми. Первичный опыт мира – это онтологическое присутствие Бога как не персонифицированного ощущения бытия, которое раскрывается как диалогическое личностное бытие в Завете с Богом.