![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Как при различных практиках расширения памяти отличить реальные воспоминания от фантазии?
1. С позиции физикализма этот вопрос нерешаем. Если память записывается в мозге, как это полагают материалисты, то при актуализации записи мозг может переработать память как угодно, и потому внутренних критериев достоверности памяти быть не может.
2. Тем не менее каждый человек ощущает различие между тем, что вспоминает, и тем, что воображает. Это различие феноменологически очевидно, однако оно не сводится ни к ясности или интенсивности образов, ни к связанности с другими явлениями жизни. Есть особое чувство причастности потоку времени или действительному течению событий. Это чувство сопровождает образы в памяти, но его лишены образы собственной фантазии. Описать это чувство сложно, ибо оно не выражено в каких-либо определённостях, для которых у нас были бы слова.
3. Сновидения протекают в другом времени, поэтому образы сновидений сопровождает иное чувство причастности времени. Благодаря этому мы в памяти различаем сон и явь. Чувство причастности хоть и другое, но всё равно есть, иначе бы мы не отличали сновидение от более поздней фантазии о сновидении.
4. Анри Бергсон преодолевает физикализм и по-новому раскрывает связь тела и памяти. Тело отличается от прочих явлений мира, ибо оно – центр действия, который приводит в движение остальные образы мира. Благодаря телу настоящее отличимо от прошлого. Настоящее сенсомоторно – это система ощущений и движений. Тело (как и, в частности, мозг) – это один из образов потока жизни, а потому не может накапливать или продуцировать другие образы, как ошибочно думают материалисты. Тело – это область сенсомоторных явлений мира, граница между тем, что воздействует, и тем, на что воздействуют. «Сенсомоторные приспособления дают бездейственным, а значит, бессознательным воспоминаниям средство обрести плоть, материализоваться, стать в итоге наличными. Для того чтобы воспоминание вновь появилось в сознании, необходимо, чтобы оно спустилось с высот чистой памяти к той строго определенной точке, где совершается действие. Другими словами, именно от настоящего исходит призыв, на который отвечает воспоминание, но именно от сенсомоторных элементов наличного действия воспоминание заимствует дающее жизнь тепло». (Бергсон А. Собр соч. Т.1. Опыт о непосредственных данных сознания. Материя и память. М.: Московский клуб, 1992. С. 256).
5. На основе концепции А. Бергсона можно дать одно из возможных объяснений чувству причастности воспоминания потоку действительных событий. Если тело сенсомоторно упорядочивает мир, то должна быть и сенсомоторная память тела, в соответствии с которой прошлые события отличаются от воображаемых. Следовательно, с помощью психосоматических практик можно восстанавливать память.
Но как быть с памятью сновидений – ведь они не связаны с сенсомоторной памятью бодрствования? – Если вслед за А. Бергсоном понимать тело не как материальный предмет сам по себе, а как особое явление – центр действия, тогда можно говорить о единстве тела: хотя в сновидении и в бодрствовании тело явлено по-разному, эти явления тела восходят к одному центру действия. А значит, внутреннее единство тела не нарушается другими жизнями (если они есть), в которых тело человека может быть явлено совсем по-другому.
Из этого следует, что возможны психосоматические практики, которые позволяют восстанавливать память о том, что за пределами данной человеческой жизни. Такие практики должны раскрывать особое чувство причастности совсем другому времени, которое сопутствует образам потока иной жизни и позволяет отличать эти образы от собственных фантазий.
6. Утрата чувства причастности времени делает человека счастливым в своём безумии, ибо для него воображаемое и действительное равнозначны. Он может удовлетвориться любой фантазией, и ему не важно, что этого не было на самом деле.
Я встречал такого счастливого человека. Каждому встречному он по своему усмотрению давал имя, тут же наделял выдуманной историей и относился как к старому знакомому. Ему можно было объяснить, что он ошибается, он даже соглашался, но тут же забывал об этом. При этом его ничто не волновало, ибо в воображаемом мире у него было всё, чего бы он ни захотел.
Соответственно возможны такие психосоматические практики, которые подавляют чувство причастности времени. В этом случае человеку будет казаться реальной любая фантазия о своём прошлом в этой или в другой жизни. Это открывает путь шарлатанству. Зачем помогать вспомнить прошлую жизнь, если намного проще утопить человека в собственном воображении о прошлых жизнях? Беда в том, что на каком-то этапе воображение поглотит и настоящую жизнь тоже.
7. Чем ярче чувство причастности времени, тем ярче ощущение отсутствия того, что должно было произойти в потоке времени, но так и не произошло, что в свою очередь усиливает страдания, связанные с собственной нереализованностью, разлукой, потерей чего-либо и т.д.
Человек страдает от разлуки потому, что все его ожидания вдруг оказались фантазией. Не будь чувства сопричастности времени, не было бы и особой разницы, фантазия это или реальность. Человек понимал бы, что расстался навсегда, но это его не волновало бы. Страдание порождает чувство, что другой больше не принадлежит твоей жизни, твоему времени, и чем сильнее ощущается различие между памятью и воображением, тем сильнее страдание.
8. В обостренном чувстве причастности времени можно ощутить отсутствие человека, который так и не появился в твоей жизни. Быть может он приходил в сновидениях, быть может – в других жизнях, но в настоящей жизни его не было, а значит, нет его и в памяти. Вместо этого есть ощущение, что кого-то не хватает, и пустующее в твоей жизни место столь отчётливо, что человек, для которого оно предуготовлено, начинает казаться давно знакомым. Именно это ощущение отсутствия лежит в основе убеждения, что помимо настоящей есть и другие жизни, память о которых иногда спонтанно пробуждается.
Подобное ощущение отсутствия может касаться не только человека, но и событий или чего-то, что не удалось реализовать в жизни.
9. Как-то раз помог вспомнить другую жизнь… первая реакция – грусть, слёзы. Не всё так просто, и это – не развлечение.
10. И в буддизме и в вайшнавизме учат о карме и прошлых жизнях. Многие мои друзья стали буддистами, и в разговоре с ними речь часто заходит о том, что было в прошлой жизни. Это естественно, ибо освобождение в буддизме связано не с поклонением Высшему Богу, а с пониманием закона причинности, которому подчинена жизнь. Вайшнавы, напротив, интересуются своими прошлыми жизнями редко. Они признают реинкарнацию по закону кармы как общий закон жизни, который не особенно интересен тому, кто целиком посвятил себя преданному служению Богу.
11. Внутренне единство тела, которое сохраняется и в сновидении, и в других возможных жизнях, позволяет путём психосоматической практики вспомнить другие жизни. Значит, нужно обратиться к традиционным многовековым практикам, таким как йога.
Модель тела в индийской йоге соответствует психологическому архетипу мирового древа. Древо символизирует самость и три уровня сознания – корни (бессознательное, мир сновидений), ветви по четырем сторонам света (мир бодрствования) и ветви, устремленные к небесам (запредельное). Архетип древа в йоге выражается в хребте человека, который связывает не три, а семь уровней сознания, символизируемых чакрами.
Уровень сознания, символизируемый пятой чакрой (у горла в области щитовидной железы), описан не столь ясно, как остальные, однако именно на этом уровне раскрывается чувство причастности времени, которое позволяет отличать прошлое от фантазии. Если методами йоги усилить восприятие на уровне этой чакры, то можно пробудить чувство причастности другому времени, которое позволит отличать воспоминания прошлой жизни от фантазии. Если, наоборот, отрешиться от этой чакры, то можно перестать различать воображаемое и действительное даже в этой жизни.
1. С позиции физикализма этот вопрос нерешаем. Если память записывается в мозге, как это полагают материалисты, то при актуализации записи мозг может переработать память как угодно, и потому внутренних критериев достоверности памяти быть не может.
2. Тем не менее каждый человек ощущает различие между тем, что вспоминает, и тем, что воображает. Это различие феноменологически очевидно, однако оно не сводится ни к ясности или интенсивности образов, ни к связанности с другими явлениями жизни. Есть особое чувство причастности потоку времени или действительному течению событий. Это чувство сопровождает образы в памяти, но его лишены образы собственной фантазии. Описать это чувство сложно, ибо оно не выражено в каких-либо определённостях, для которых у нас были бы слова.
3. Сновидения протекают в другом времени, поэтому образы сновидений сопровождает иное чувство причастности времени. Благодаря этому мы в памяти различаем сон и явь. Чувство причастности хоть и другое, но всё равно есть, иначе бы мы не отличали сновидение от более поздней фантазии о сновидении.
4. Анри Бергсон преодолевает физикализм и по-новому раскрывает связь тела и памяти. Тело отличается от прочих явлений мира, ибо оно – центр действия, который приводит в движение остальные образы мира. Благодаря телу настоящее отличимо от прошлого. Настоящее сенсомоторно – это система ощущений и движений. Тело (как и, в частности, мозг) – это один из образов потока жизни, а потому не может накапливать или продуцировать другие образы, как ошибочно думают материалисты. Тело – это область сенсомоторных явлений мира, граница между тем, что воздействует, и тем, на что воздействуют. «Сенсомоторные приспособления дают бездейственным, а значит, бессознательным воспоминаниям средство обрести плоть, материализоваться, стать в итоге наличными. Для того чтобы воспоминание вновь появилось в сознании, необходимо, чтобы оно спустилось с высот чистой памяти к той строго определенной точке, где совершается действие. Другими словами, именно от настоящего исходит призыв, на который отвечает воспоминание, но именно от сенсомоторных элементов наличного действия воспоминание заимствует дающее жизнь тепло». (Бергсон А. Собр соч. Т.1. Опыт о непосредственных данных сознания. Материя и память. М.: Московский клуб, 1992. С. 256).
5. На основе концепции А. Бергсона можно дать одно из возможных объяснений чувству причастности воспоминания потоку действительных событий. Если тело сенсомоторно упорядочивает мир, то должна быть и сенсомоторная память тела, в соответствии с которой прошлые события отличаются от воображаемых. Следовательно, с помощью психосоматических практик можно восстанавливать память.
Но как быть с памятью сновидений – ведь они не связаны с сенсомоторной памятью бодрствования? – Если вслед за А. Бергсоном понимать тело не как материальный предмет сам по себе, а как особое явление – центр действия, тогда можно говорить о единстве тела: хотя в сновидении и в бодрствовании тело явлено по-разному, эти явления тела восходят к одному центру действия. А значит, внутреннее единство тела не нарушается другими жизнями (если они есть), в которых тело человека может быть явлено совсем по-другому.
Из этого следует, что возможны психосоматические практики, которые позволяют восстанавливать память о том, что за пределами данной человеческой жизни. Такие практики должны раскрывать особое чувство причастности совсем другому времени, которое сопутствует образам потока иной жизни и позволяет отличать эти образы от собственных фантазий.
6. Утрата чувства причастности времени делает человека счастливым в своём безумии, ибо для него воображаемое и действительное равнозначны. Он может удовлетвориться любой фантазией, и ему не важно, что этого не было на самом деле.
Я встречал такого счастливого человека. Каждому встречному он по своему усмотрению давал имя, тут же наделял выдуманной историей и относился как к старому знакомому. Ему можно было объяснить, что он ошибается, он даже соглашался, но тут же забывал об этом. При этом его ничто не волновало, ибо в воображаемом мире у него было всё, чего бы он ни захотел.
Соответственно возможны такие психосоматические практики, которые подавляют чувство причастности времени. В этом случае человеку будет казаться реальной любая фантазия о своём прошлом в этой или в другой жизни. Это открывает путь шарлатанству. Зачем помогать вспомнить прошлую жизнь, если намного проще утопить человека в собственном воображении о прошлых жизнях? Беда в том, что на каком-то этапе воображение поглотит и настоящую жизнь тоже.
7. Чем ярче чувство причастности времени, тем ярче ощущение отсутствия того, что должно было произойти в потоке времени, но так и не произошло, что в свою очередь усиливает страдания, связанные с собственной нереализованностью, разлукой, потерей чего-либо и т.д.
Человек страдает от разлуки потому, что все его ожидания вдруг оказались фантазией. Не будь чувства сопричастности времени, не было бы и особой разницы, фантазия это или реальность. Человек понимал бы, что расстался навсегда, но это его не волновало бы. Страдание порождает чувство, что другой больше не принадлежит твоей жизни, твоему времени, и чем сильнее ощущается различие между памятью и воображением, тем сильнее страдание.
8. В обостренном чувстве причастности времени можно ощутить отсутствие человека, который так и не появился в твоей жизни. Быть может он приходил в сновидениях, быть может – в других жизнях, но в настоящей жизни его не было, а значит, нет его и в памяти. Вместо этого есть ощущение, что кого-то не хватает, и пустующее в твоей жизни место столь отчётливо, что человек, для которого оно предуготовлено, начинает казаться давно знакомым. Именно это ощущение отсутствия лежит в основе убеждения, что помимо настоящей есть и другие жизни, память о которых иногда спонтанно пробуждается.
Подобное ощущение отсутствия может касаться не только человека, но и событий или чего-то, что не удалось реализовать в жизни.
9. Как-то раз помог вспомнить другую жизнь… первая реакция – грусть, слёзы. Не всё так просто, и это – не развлечение.
10. И в буддизме и в вайшнавизме учат о карме и прошлых жизнях. Многие мои друзья стали буддистами, и в разговоре с ними речь часто заходит о том, что было в прошлой жизни. Это естественно, ибо освобождение в буддизме связано не с поклонением Высшему Богу, а с пониманием закона причинности, которому подчинена жизнь. Вайшнавы, напротив, интересуются своими прошлыми жизнями редко. Они признают реинкарнацию по закону кармы как общий закон жизни, который не особенно интересен тому, кто целиком посвятил себя преданному служению Богу.
11. Внутренне единство тела, которое сохраняется и в сновидении, и в других возможных жизнях, позволяет путём психосоматической практики вспомнить другие жизни. Значит, нужно обратиться к традиционным многовековым практикам, таким как йога.
Модель тела в индийской йоге соответствует психологическому архетипу мирового древа. Древо символизирует самость и три уровня сознания – корни (бессознательное, мир сновидений), ветви по четырем сторонам света (мир бодрствования) и ветви, устремленные к небесам (запредельное). Архетип древа в йоге выражается в хребте человека, который связывает не три, а семь уровней сознания, символизируемых чакрами.
Уровень сознания, символизируемый пятой чакрой (у горла в области щитовидной железы), описан не столь ясно, как остальные, однако именно на этом уровне раскрывается чувство причастности времени, которое позволяет отличать прошлое от фантазии. Если методами йоги усилить восприятие на уровне этой чакры, то можно пробудить чувство причастности другому времени, которое позволит отличать воспоминания прошлой жизни от фантазии. Если, наоборот, отрешиться от этой чакры, то можно перестать различать воображаемое и действительное даже в этой жизни.
