Феноменологическое различие между желанием и мечтой

Желание направленно на конкретное событие, вещь или факт, а мечта направлена на реальность, в которой это конкретное может быть осуществимо. Желание отличается также и от эмоции. Если эмоция – это инерция интенции, переживаемая безотносительно к тому, на что инерция направлена, то желание, помимо того, что оно инерционно, содержит в себе еще и направленность на конкретное желанное. В первом случае речь идет только об инерции, во втором, об интенции, обладающей инерцией. Но ведь интенция не может знать заранее ноэму, на которую она направлена. Это должно быть верно также и в отношении желания и желанного.
Реализуемое человеком в желании никогда полностью не совпадает с тем, что он ожидал. Соответственно, можно выделить два вида желанного: ожидаемое и достигаемое; то, что содержится в намерении желания и то, что реально достигается в осуществлении желания. И то и другое можно описать как ноэму желания, и в том и в другом случае желанное не может предшествовать интенции желания. Ожидаемое желанное может в разной степени совпадать с достигаемым желанным, оставаясь при этом не тождественным с ним. Несовпадение достигнутого с ожидаемым ведет к разочарованию, вызывающему экзистенциальный вакуум. Совпадение этих двух форм желанного порождает положительную инерцию, которая передается другим интенциям сознания как хорошее настроение, радость и т.д.
Достигаемое желанное в отношении к интенции желания описывается в соответствии с классической структурой: ноэзис-ноэма. Ожидаемое желанное должно быть описано иначе. Нельзя сказать, что ожидаемое желанное схватывается интенцией (это уже было сказано в отношении к достигаемому желанному) или предзадано интенции (в этом случае ноэма предшествовала бы интенции). Следовательно, оно конституируется в самом интенциональном движении.
Интенция содержательно наполняется через сопричастность другим интенциям. Сопричастность может раскрываться и на ретенциальном уровне, и на импрессивном. Соответственно, ожидаемое желанное может быть либо репродукцией содержания ретенциального сознания, либо результатом приведения к определенности импрессивной сопричастности другим интенциям сознания. В первом случае мы получаем репродуктивное желанное, во втором – опредмеченное желанное.
Например, человек желает мороженого. Следует различать его желание как ожидаемое удовольствие и само достигнутое желанное - получение заветного мороженого. Чем в большей степени они совпадают, тем больше положительных эмоций возникает. Помимо этого в самом желанном как ожидаемом удовольствии мы можем различить желанное, сформированное путем репродукции на основе сохранившихся неясных впечатлений от прошлых случаев поедания мороженого, и желания, сформированного общим настроением теплого жаркого дня. В первом случае речь будет идти о репродуктивном желанном, во втором – об опредмеченном желанном.
Мечта направлена не на конкретное содержание желания, а на саму новую интенциональную сопричастность, в которой эти желания репродуцируются, опредмечиваются и достигаются. Внутри интенционального потока сами интенции, образующие устойчивые эмоциональные течения, могут по-разному раскрывать сопричастность друг другу. Образовавшееся эмоциональное течение, которое перестраивает поток ситуаций, я называю настроем. Настроением, вслед за М. Хайдеггером, я называю такую эмоциональную инерцию всего потока жизни, которое представляет собой фундаментальное отношение к собственному существованию.
Мечта определяется не через отношение к имеющимся в наличии формам сопричастности интенций, а через отношение к возможным формам сопричастности интенций. Соответственно, мечта может носить как ситуативный характер, связанный с надеждой на новый настрой, в котором раскроются принципиально новые события и возможности, так и фундаментальный характер, связанный со стремлением полного перевоплощения в новый поток жизни, определенный иным фундаментальным настроением.
Поскольку жизненный мир ребенка, в отличие от мира взрослого, еще только формируется, то ребенок находится в постоянном поиске новых форм сопричастности, раскрывающих единство его жизненного мира. Именно поэтому мечта ребенка является началом освоения в жизненном мире, и чем разнообразие детская мечта, тем больше возможностей она закладывает для будущей жизни взрослого.
Взрослый видит в мечте опасность утраты привычного мира, в котором он защищен от всего неизвестного и непредсказуемого. Поэтому мечты утрачиваются по мере взросления, а вместе с этим все больше и больше коснеет структурирующее жизненный мир мироописание. На месте утраченной мечты остаются одни лишь желания.

А, который час?

Эту историю рассказала мне на семинаре студентка, да простит она меня за возможные неточности, и за то, что пересказываю без предварительного разрешения. Мучил ее регулярно повторяющийся сон о том, что преследует ее на одной глухой дороге монстр. Девушке каждый раз удавалось убежать, но сон повторялся. Наконец, при очередном появлении монстра девушка, вняв доброму совету, набралась храбрости и спросила его: «Что тебе нужно?» На что тот невинно спросил: «А, который час?»
Мудрость поступка девушки состоит в том, чтобы принять настоящий момент, каким бы страшным он ни казался. В понимании освобождения как возвращения к непосредственно переживаемому моменту совпадают самые разнообразные духовные традиции от Китая и до Америки. В духовном мире невозможно убежать, ибо там лишено смысла наше привычное понимание пространства. Каждая духовная проблема должна решаться там же, где она и возникает, в моменте «здесь и сейчас». Победив монстра в сновидении, можно точно также победить ад в загробном мире. Как показывает «Тибетская книга великого освобождения», выход из любого ада – в принятии настоящего момента здесь и сейчас, что бы в нем ни происходило.