Очевидно, что методологический атеизм в религиоведении – это тупик. Исследователь ничего не сможет понять в религии, если заведомо отрицает реальность, с которой соприкасается верянин. Это как если бы слепой искусствовед исследовал как работают художники, как люди посещают художественные выставки и музеи, но при этом отрицал бы само существование каких-либо изображений.
Иное дело, методологический агностицизм, когда религиовед говорит, что не может ничего знать о самой реальности трансцендентного, однако признает предмет поклонения как феноменологический факт. Это как если бы слепой искусствовед говорил, что он не знает, существуют ли изображения, но в восприятии людей они реальны, поэтому нужно исследовать переживания этих людей, их мнения об изображениях, анализировать социологию посещения выставок и музеев. Беда в том, что такой слепой искусствовед никогда не сможет отличить произведение искусства от бездарной поделки, а религиовед не поймет, поклоняется ли человек самому Богу или морковке, которую принимает за Бога. То есть к пониманию самой религии методологический агностицизм нисколько не приближает.
Ошибка методологического агностицизма в том, что постулируется непознаваемость трансцендентной реальности. Если бы она была непознаваемой, то тогда никак не могла бы воздействовать на человека. Констатация такого вывода возвращает нас к методологическому атеизму, о бесперспективности которого я уже сказал.
Трансцендентная реальность выходит за предметную область науки и не описывается научными методами, но это не то же самое, что быть непознаваемой. Приведу пример. Смысл жизни и свобода воли выходят за пределы психологии как науки, тем не менее они осознаются и изменяют психическое состояние человека, что вполне можно зафиксировать научными психологическими методами. Проблема не в том, что психологическую реальность нельзя познать, а в том, чтобы правильно разграничить методы исследования. Также с искусствоведением и с религиоведением.
Научный подход не позволяет описывать трансцендентное, но вполне может зафиксировать психологические или эмпирические последствия соприкосновения с трансцендентным. Например, когда человек в свободном самоопределении находит смысл жизни, и благодаря этому преодолевает депрессию или невроз, от которого он долго и безуспешно лечился. Или когда художник, пережив мистическое восхищение, воплощает его художественными средствами на полотне. Или если религиозное откровение, изменив жизнь человека, способствовало либо его дальнейшему развитию, либо деградации.
Иное дело, методологический агностицизм, когда религиовед говорит, что не может ничего знать о самой реальности трансцендентного, однако признает предмет поклонения как феноменологический факт. Это как если бы слепой искусствовед говорил, что он не знает, существуют ли изображения, но в восприятии людей они реальны, поэтому нужно исследовать переживания этих людей, их мнения об изображениях, анализировать социологию посещения выставок и музеев. Беда в том, что такой слепой искусствовед никогда не сможет отличить произведение искусства от бездарной поделки, а религиовед не поймет, поклоняется ли человек самому Богу или морковке, которую принимает за Бога. То есть к пониманию самой религии методологический агностицизм нисколько не приближает.
Ошибка методологического агностицизма в том, что постулируется непознаваемость трансцендентной реальности. Если бы она была непознаваемой, то тогда никак не могла бы воздействовать на человека. Констатация такого вывода возвращает нас к методологическому атеизму, о бесперспективности которого я уже сказал.
Трансцендентная реальность выходит за предметную область науки и не описывается научными методами, но это не то же самое, что быть непознаваемой. Приведу пример. Смысл жизни и свобода воли выходят за пределы психологии как науки, тем не менее они осознаются и изменяют психическое состояние человека, что вполне можно зафиксировать научными психологическими методами. Проблема не в том, что психологическую реальность нельзя познать, а в том, чтобы правильно разграничить методы исследования. Также с искусствоведением и с религиоведением.
Научный подход не позволяет описывать трансцендентное, но вполне может зафиксировать психологические или эмпирические последствия соприкосновения с трансцендентным. Например, когда человек в свободном самоопределении находит смысл жизни, и благодаря этому преодолевает депрессию или невроз, от которого он долго и безуспешно лечился. Или когда художник, пережив мистическое восхищение, воплощает его художественными средствами на полотне. Или если религиозное откровение, изменив жизнь человека, способствовало либо его дальнейшему развитию, либо деградации.