Сутра о пятнадцати маленьких рыбках
Feb. 14th, 2006 12:07 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
nikolai_karpitskyНашел в Интернете под псевдонимом Афинагор описание сновидения про меня. Это приснилось Игорю Мананникову (он как-то спрашивал раньше меня о его значении). Сновидение архетипическое. Рыбка здесь - символ самости, а мир как пятнадцать маленьких рыбок – это мандала, изображающая параллельные миры, в которых может быть воплощена наша самость. Этот образ переплетается с моим пониманием мира. Я, как и некоторые мои друзья, обладаю памятью прошлых жизней. Но ведь теория прошлых жизней – всего лишь условность. Она исходит из неосознанной предпосылки линейного времени, которую я принять не могу. Мне ближе теория отражений, чем-то напоминающая онтологию Р.Желязны в «Хрониках Амбера». По моему мнению, наша жизнь - в вечности, а во времени – только ее отражение. Но время не может охватить всю полноту вечной жизни, и поэтому отражений множество. Мы сосуществуем в них одновременно, но вместить это в свое восприятие не можем. Когда же пробуждается интуитивное знание о собственных воплощениях в других отражениях, то человек опрокидывает этот опыт в прошлое в соответствии с представлением о линейном времени, интерпретируя его как «вспоминание прошлой жизни». Игорю как раз и приснилось это пересечение миров в мандале и в образах параллельных ситуаций. Ниже привожу его текст.
«Сутра о пятнадцати маленьких рыбках
Однажды я видел сон.
Вдруг я появляюсь в ангаре. Там полно народа. Все одеты в какие-то серые одежды, танцуют. Я понимаю, что тут идет концерт. Вот невысокая сцена, на ней группа "Крематорий" поет почему-то песни группы "Чайф". Не помню какая была песня, какая-то из последних.
Я огляделся. На людях одежда 80-х годов. Мне кажется, что это 1989 год. Зал небольшой, метров 30 в длину, в конце хаотично сдвинуты парты желтого дерева. Я машинально иду к ним. Подходя к парте, я увидел, как в черный проем двери быстро вошел Карпицкий. У него взъерошенный вид (в общем-то, обычный для него), черные волосы длинными патлами спадают на плечи, на худом длинном теле черный помятый костюм. Он заговорщически мне улыбнулся и сел за парту.
- Ну как? - спросил он, хитро глядя карими глазками на мою реакцию.
- Это 89-й год, - говорю я.
- Как ты узнал?
- Не знаю, - я повернулся к сцене.
Песня еще не кончилась, вокруг нас ходили люди и пританцовывали.
- Теперь тебя можно назвать «патен» или «памалон» (не помню слова), - сказал Карпицкий.
- Что это значит?
- Проповедник на санскрите.
- Почему проповедник, а не проводник? Это более подходящее слово.
Я вдруг вспомнил Екклезиаста, он тоже был проповедником. Такое сходство с ним меня упокоило. У меня появилась память, я вспомнил, что мы с Карпицким путешествуем по разным мирам.
- Здесь слишком серо, - сказал я. – Совок.
- Ну тогда пойдем дальше, - Карпицкий встал.
Тьма тьмущая. Я лечу в черной пустоте. Лечу и поворачиваю вправо, хотя тела не имею. Движение ускоряется, появляется страх, сердце колотится, дыхание учащается.
Я поворачиваю направо. Сверху слева появляются изображения, помещенные в круг. Монотонный мужской голос называет эти изображения. Я помню только топор или молоток и круг, заполненный маленькими разноцветными рыбками. Голос сказал: "Мир - это пятнадцать маленьких рыбок". Все эти изображения были описаниями мира. Голос так и говорил: "Мир - это то-то и то-то". Но я этого не слышал, а может, не помню, я это просто знаю.
Я хочу все слова запомнить, так как чувствую их глобальную важность, но запоминаю лишь то, что мир - это пятнадцать маленьких рыбок.
Я подлетаю к своей школе, которая расположена в городе Томске, на улице Лазо. Обычная советская панельная школа. Я подлетаю к третьему этажу и заглядываю в большое квадратное окно. Страх проходит. За окном вместо класса кафе. Вдоль окна узкий стол и высокие стулья. В кафе полумрак, стены кофейного цвета, людей мало, они тихо беседуют и меня не замечают, хотя я рядом, в метре от стекла. Откуда ни возьмись появляется Карпицкий и говорит:
- Идем внутрь.
Я чувствую, что мое сознание где-то на периферии сгущается, и у меня появляется тело. Мы проходим сквозь стекло, идем дальше, на нас никто не обращает внимания. Здесь уже не кафе, а магазинчик. Мы останавливаемся у прозрачного куба с компьютерными дисками и модемами, начинаем их разглядывать. Появляется Левушкан и жена Карпицкого Гала. Она лохматая и черная. Левушкан суетлив, в пиджаке - он пастор лютеранской церкви.
- Вот это самый лучший диск, - говорит Левушкан.
- Да ну тебя, - морщится Гала.
- Почему я чувствовал страх? - спросил я у Карпицкого.
- Не знаю, - ответил он и спрятал смеющиеся глаза.
- Это нормально, - сказала Гала. - Так всегда бывает в междумирье.
Левушкан хочет узнать, о чем это мы, но не хочет расспрашивать. Он улыбается, мол, я-то в курсе всего.
- Чтобы страх ушел, тебе надо обратиться к Тайнананю (условное неправильное написание, как правильно, я пока не знаю), к божеству смеха и юмора, - продолжил Карпицкий. - Он помогает от ужаса небытия.
- Точно! - поддержала Гала. - Это у даосов такой есть, а может у индусов.
- Не знаю, чей он. Он живет на острове между мирами и стоит на одной ноге, - вдруг вспомнил я. - Наверное, чтобы ни в один мир не попасть. Смех, юмор, ирония - все это дистанция.
Мне почему-то представилась костяная фигурка нэцкэ - маленький скрюченный человечек на одной ноге, другую поджал, улыбается во весь рот, даже глаз не видно.
- Да, надо запомнить его имя, - говорю я, - чтобы потом обратиться к нему.
Но я не запомнил. Я проснулся и помню только то, что мир - это пятнадцать маленьких рыбок».
«Сутра о пятнадцати маленьких рыбках
Однажды я видел сон.
Вдруг я появляюсь в ангаре. Там полно народа. Все одеты в какие-то серые одежды, танцуют. Я понимаю, что тут идет концерт. Вот невысокая сцена, на ней группа "Крематорий" поет почему-то песни группы "Чайф". Не помню какая была песня, какая-то из последних.
Я огляделся. На людях одежда 80-х годов. Мне кажется, что это 1989 год. Зал небольшой, метров 30 в длину, в конце хаотично сдвинуты парты желтого дерева. Я машинально иду к ним. Подходя к парте, я увидел, как в черный проем двери быстро вошел Карпицкий. У него взъерошенный вид (в общем-то, обычный для него), черные волосы длинными патлами спадают на плечи, на худом длинном теле черный помятый костюм. Он заговорщически мне улыбнулся и сел за парту.
- Ну как? - спросил он, хитро глядя карими глазками на мою реакцию.
- Это 89-й год, - говорю я.
- Как ты узнал?
- Не знаю, - я повернулся к сцене.
Песня еще не кончилась, вокруг нас ходили люди и пританцовывали.
- Теперь тебя можно назвать «патен» или «памалон» (не помню слова), - сказал Карпицкий.
- Что это значит?
- Проповедник на санскрите.
- Почему проповедник, а не проводник? Это более подходящее слово.
Я вдруг вспомнил Екклезиаста, он тоже был проповедником. Такое сходство с ним меня упокоило. У меня появилась память, я вспомнил, что мы с Карпицким путешествуем по разным мирам.
- Здесь слишком серо, - сказал я. – Совок.
- Ну тогда пойдем дальше, - Карпицкий встал.
Тьма тьмущая. Я лечу в черной пустоте. Лечу и поворачиваю вправо, хотя тела не имею. Движение ускоряется, появляется страх, сердце колотится, дыхание учащается.
Я поворачиваю направо. Сверху слева появляются изображения, помещенные в круг. Монотонный мужской голос называет эти изображения. Я помню только топор или молоток и круг, заполненный маленькими разноцветными рыбками. Голос сказал: "Мир - это пятнадцать маленьких рыбок". Все эти изображения были описаниями мира. Голос так и говорил: "Мир - это то-то и то-то". Но я этого не слышал, а может, не помню, я это просто знаю.
Я хочу все слова запомнить, так как чувствую их глобальную важность, но запоминаю лишь то, что мир - это пятнадцать маленьких рыбок.
Я подлетаю к своей школе, которая расположена в городе Томске, на улице Лазо. Обычная советская панельная школа. Я подлетаю к третьему этажу и заглядываю в большое квадратное окно. Страх проходит. За окном вместо класса кафе. Вдоль окна узкий стол и высокие стулья. В кафе полумрак, стены кофейного цвета, людей мало, они тихо беседуют и меня не замечают, хотя я рядом, в метре от стекла. Откуда ни возьмись появляется Карпицкий и говорит:
- Идем внутрь.
Я чувствую, что мое сознание где-то на периферии сгущается, и у меня появляется тело. Мы проходим сквозь стекло, идем дальше, на нас никто не обращает внимания. Здесь уже не кафе, а магазинчик. Мы останавливаемся у прозрачного куба с компьютерными дисками и модемами, начинаем их разглядывать. Появляется Левушкан и жена Карпицкого Гала. Она лохматая и черная. Левушкан суетлив, в пиджаке - он пастор лютеранской церкви.
- Вот это самый лучший диск, - говорит Левушкан.
- Да ну тебя, - морщится Гала.
- Почему я чувствовал страх? - спросил я у Карпицкого.
- Не знаю, - ответил он и спрятал смеющиеся глаза.
- Это нормально, - сказала Гала. - Так всегда бывает в междумирье.
Левушкан хочет узнать, о чем это мы, но не хочет расспрашивать. Он улыбается, мол, я-то в курсе всего.
- Чтобы страх ушел, тебе надо обратиться к Тайнананю (условное неправильное написание, как правильно, я пока не знаю), к божеству смеха и юмора, - продолжил Карпицкий. - Он помогает от ужаса небытия.
- Точно! - поддержала Гала. - Это у даосов такой есть, а может у индусов.
- Не знаю, чей он. Он живет на острове между мирами и стоит на одной ноге, - вдруг вспомнил я. - Наверное, чтобы ни в один мир не попасть. Смех, юмор, ирония - все это дистанция.
Мне почему-то представилась костяная фигурка нэцкэ - маленький скрюченный человечек на одной ноге, другую поджал, улыбается во весь рот, даже глаз не видно.
- Да, надо запомнить его имя, - говорю я, - чтобы потом обратиться к нему.
Но я не запомнил. Я проснулся и помню только то, что мир - это пятнадцать маленьких рыбок».
